Удивительно мирно разделившись на две страны, Чехия и Словакия - каждая пошла своим путем. Почему они оказались разными?
Очередная годовщина Евромайдана и 15-летие Оранжевой революции в Украине в очередной раз напомнили о том, что борьба между тоталитарным или диктаторским режимами с одной стороны и обществом, которое стремится к свободе и демократии с другой - непременный признак современности. Знаковым видится то, что украинские даты совпадают с такими же историческими событиями - но тридцатилетней давности, которые вошли в историю как «бархатные революции». Это маркер принадлежности Украины именно к европейской политической традиции, да и вообще - красноречивый пример того, что Украина выбрала для подражания.
Юбилей падения коммунистических режимов в Восточной Европе - от Берлина до Софии - это повод не просто вспомнить, но и оглянуться вокруг. Какие есть несомненные достижения, а где - провалы. И это, кстати, чтобы понять: путь демократии не прост, свернуть с него легко, а вот вернуться - приходится жертвуя и теряя. Пример бывшей Чехословакии едва ли не самый яркий, когда две породненные общей историей нации решили жить отдельно. Что из этого вышло?
1989 год. «Самая мягкая» революция в Европе
Чехо-Словацкая (именно так, через дефис) государственность стала следствием развала Австро-Венгерской империи чуть более ста лет назад. Решение создать общую страну было естественным, само название подчеркивало это - Чехо-Словакия во главе с президентом, профессором-историком Томашем Масариком (в принципе, аналог Михаила Грушевского) стала едва ли не единственным реальным примером реализации демократических принципов и была провозглашена страной двух народов .
Но: и национальным меньшинствам не было тесно в этом доме - украинцы имели соответствующие права сначала на культурную, а - в конце 30-х годов прошлого века - получили и административную автономию в составе страны, официально стала государством трех наций. Неудивительно, что именно этот пример мирного и более-менее равноправного существования стал поперек горла нацистам: сначала Судеты, а потом и вся Чехо-Словакия стали жертвой циничной геополитики: территорию Чехии немцы просто оккупировали, Словакии была предоставлена фейковая «независимость» (вроде как угнетаемой нации), а украинское Закарпатье - было отдано Венгрии. Все это произошло в канун Второй мировой.
А вот после победы над нацизмом история страны потерпела еще один резкий поворот. Сначала вроде бы вернулись законные органы власти, но на первых выборах, состоявшихся по настоянию коммунистов и Москвы - реальную (и опять-таки единственные не поддельные в Восточной Европе) победу одержали таки чехословацкие (теперь уже без дефиса) коммунисты. С конца 40-х годов - они контролировали всю власть в стране, изменили ее название, стерев этот важный дефис - якобы это делало оба народа ближе, но - однозначно отказывало обоим в национальной самобытности. И рано или поздно должно было сыграть свою роль.
Понятно, что «бархатной революции» 1989 года не было бы без «пражской весны» 1968-го, когда партийное руководство во главе с Александром Дубчеком встало на путь реформирования советской системы и попыталось даже не демонтировать коммунистический режим, а сделать его более эффективным и открытым миру. Ведь встроенность Чехии в европейскую историю была очевидна, все культурные и ментальные коды сформированы на Западе, не теряла своего влияния на население и церковь. Последствия такого вот перехода Чехословакии к «социализму с человеческим лицом», а откровенно - до югославскому его варианту - всем известны: СССР и союзники по Варшавскому договору нарушили суверенитет страны и ввели в августе 1968 года войска в республику. Руководство было заменено на лояльное. Интересно, кстати, что и реформатор Дубчек и его лояльный Москве преемник Густав Гусак были этническими словаками и отождествляли отсутствие комплекса «младшего брата». Кстати, наблюдатели из Москвы сделали правильные выводы из «пражской весны»: были разрешены послабления в экономике, по сути - кооперативная частная деятельность; открытых репрессий против деятелей культуры также не велось. Ну, если уж «дороги» не сходились совсем, обычно - наказывали увольнением с работы под надзор «органов». Столпы чехословацкой интеллигенции переходили в андеграунд.
И вот там, в культурном и научном подполье и выросло поколение, «совершившее» бархатную революцию. События, начавшиеся 17 ноября 1989 года, были именно моральным протестом против власти - призывом к осуждению режима на уровне неприятия его методов, неэффективности, устарелости во всех смыслах. Неосторожные и чрезмерные действия милиции по разгону студенческой демонстрации в память погибших в борьбе с нацизмом студентов привели именно к моральному осуждению и протесту, вынесли на поверхность уже другие лозунги - демократии и необходимости освобождения от коммунистической идеологии.
Коммунистические вожди в Чехословакии - тоже оказались не так уж и глухи к народному мнению: да, были непростые переговоры, да, был соблазн всех разогнать, повторить 1968-й, но и - силы уже не те и, скорее всего, не хотелось ни ну Гусаку, ни его ближайшему окружению войти в историю, заляпанными кровью.
Все решилось образцово, до мелочей изысканно, «бархатно», одним словом: одна власть достойно ушла - и все ее представители почти не подверглись каким-то преследованиям или травле. А новая власть - в прямом смысле новая - пришла и сразу показала, что идет по пути демократии и реформ.
Найден был и верный символ: переход возглавил именно Дубчек, а новым президентом еще пока Чехословакии - стал драматург и лидер культурного андеграунда Вацлав Гавел. Моральная планка была поставлена тогда, в 1989-м, очень высоко, и будущее страны рисовалось исключительно в мажоре. А что имеем сегодня?..
Чехии до Европы было ближе, но сейчас она отстает от Словакии
Чехословакии давно уже нет. Чешская и Словацкая Федеративная республика просуществовала недолго. С 1 января 1993 года - мир получил и признал отдельные Чехию и Словакию. Могло ли быть иначе? Скорее всего, нет, ведь несмотря на позицию Дубчека и Гавела - а они были не против сохранить равноправное единство - необходимость быстрых реформ требовала решительных действий, «шоковая терапия» - дело жесткое. И вот промышленная и более открытая миру Чехия была к ней готова, а «сельскохозяйственная» Словакия - нет. Поэтому решено было мирно разделить все имущество в пропорции 2:1 (по численности населения Чехия вдвое превышала Словакию) и пойти каждый своим путем.
И эти пути разошлись. В Чехии - под руководством главы правительства Вацлава Клауса и при моральном авторитете Гавела реформы прошли быстро, страна была к ним все же приспособлена - ментально (чувство хозяина не было убито при коммунистах) и исторически (правительство пошло на реституцию имущества - то есть бывшие владельцы могли вернуть себе предприятия и собственные источники доходов - магазины, рестораны, парикмахерские). Уже к концу 90-х годов Чехия предстала как почти равная в Европе, фактически готовая интегрироваться в ЕС.
А вот в Словакии все шло немного не так: правительство Владимира Мечияра двигалось половинчатыми шагами - сам Мечияр и его окружение быстро разбогатели - а над страной нависла угроза авторитарного режима. Необходимого морального камертона, вроде Гавела в Чехии, у словаков не было - первый президент Михал Ковач стать таким не смог и ушел с должности после первого срока. Страну охватил длительный политический кризис, из которого словаки вышли только сделав президентские выборы всенародными.
Но все равно время перемен пришло и в Братиславу: в 1998 году выборы выиграла правоцентристская коалиция во главе с Микулашем Дзуриндой, два срока премьерства которого стали временем масштабных реформ, с одной стороны - альтернативы им не было, Словакия стояла перед угрозой навсегда остаться неудачницей, а по факту - рано или поздно стать снова сельскохозяйственной окраиной Чехии, предприятия просто скупили бы соседи с запада, а с другой - эффект от изменений уже не так болезненно бил по людям, поэтому - за долгие восемь лет все удалось.
А вот дальше - несинхронно, но и в Чехии, и в Словакии шли процессы естественные и европейские: и там, и там в нулевых годах менялись у власти правые и левые, маятник ходил в обычном режиме. Но: в Чехии, с конца нулевых, стал очевиден кризис личностей: Гавел умер, Клаус, который стал вторым президентом страны, несмотря на свои либеральные экономические взгляды стал откровенным консерватором и евроскептиком, а главы правительств и руководители политических партий уже и близко не имели серьезного веса и авторитета. О моральных качествах и высоте 1989 года - нечего было и говорить.
Как-то все стало искусственное и настолько прозаично, что чехи стали уставать от собственного политического класса. А в Словакии наоборот, появилась новая угроза авторитаризма - глава правительства Роберт Фицо, хотя демократические процедуры и выполнял, но с властью вел себя так, будто она ему и его партии будет принадлежать всегда.
Эти политические кризисы целых правящих классов - в Чехии и в Словакии - должны были найти свой выход. Но в Чехии победил популизм, на волне которого президентом на первых всенародных выборах 2013 года стало Милош Земан, который уже более пяти лет удивляет весь мир парадоксальными заявлениями о принадлежности Крыма и предложениями просто заплатить Украине за оккупированную территорию. А вообще - полная и неделимая симпатия к Москве и, чего уж стесняться, полное пренебрежение идеалами 1989 года. И что самое печальное: чехи такой подход будто разделяют, ведь Земан - переизбран на второй срок.
Он еще и не один. После последних парламентских выборов в конце 2017 года, путем долгих переговоров главой правительства с подачи Земана стал Андрей Бабиш - миллиардер и лидер популистской партии «ANO 2011», словак по происхождению, которого еще до назначения, обвинили в конфликте интересов должности с собственным бизнесом и махинациях в использовании финансовой помощи ЕС. В ответ, чтобы затруднить расследование, Бабиш решил поставить во главе министерства юстиции своего человека. Протесты в Чехии не утихают уже несколько месяцев, именно на юбилей «бархата» в Праге на улицы с требованием отставки Бабиша и прекращения посягательств на судебную систему вышли более 200 тысяч человек. Но это Прага, которая не голосовала за Земана и Бабиша, а внутри страны - не все так однозначно. Вот вам - такой вот итог образцовой «бархатной революции» через тридцать лет...
Словакия же пока сдает свои экзамены на демократию лучше: убийство в феврале 2018 года журналиста Яна Куцяка, занимавшегося расследованиями фактов коррупции в высшем руководстве страны, извлекло на свет позорные факты причастности главы правительства Фицо и его ближайшего окружения к махинациям межнациональных мафиозных группировок. И - Фицо пришлось уйти, хоть он и пытался сопротивляться и хотел взять реванш на президентских выборах 2019 года. Но не вышло: именно на волне протеста в словацкую политику вошла адвокат Зузанна Чапутова, которая нейтрализовала любые угрозы со стороны как Фицо (он даже не стал баллотироваться), так и других кандидатов-евроскептиков, откровенных националистов и промосковских популистов. В итоге - в Словакии появился реальный шанс дать отпор популизму и продолжить идти именно тем путем, который был определен в 1989-м.
Между тем, в Чехии, которая считалась в этой паре лидером по всем показателям, большие проблемы. Ее нынешняя власть, бесконечно далека от духа «бархатной революции», ищет не принципиальных, а выгодных, хотя и скоротечных решений, и все больше позорится на внешнем контуре. Протестующие в Праге разошлись. Пока. Пообещав, что если власть к ним не прислушается, то в январе протесты уже станут другими, и о Чехии узнает уже весь мир. Что ж, главное, чтобы в борьбе за власть и оппозиция, и власть не забывали: высшей ценностью остаются люди. Иначе любая «бархатная» революция превращается в кровавую.
Александр Севастьянов, кандидат исторических наук, доцент кафедры международных отношений и общественных наук Национального университета биоресурсов и природопользования Украины, Киев