Спецпроект Укринформа ко Дню добровольца. Часть 4. Как добровольцу стать частью регулярного подразделения, и при этом остаться свободолюбивым
Историку и журналисту Сергею (фамилию он просил не упоминать в связи с «производственной» необходимостью. – Ред.) пришлось побывать по обе стороны добровольческого движения: и вольным бойцом ОУНа, и в дисциплинированном и организованном Азове. Его личный боевой путь полностью повторяет основные этапы добровольческого движения в Украине: стихийный, свободный порыв в защиту Украины, а позже трезвое осмысление, становление на почве организованности и дисциплины и наполненные опасностью и тяжелым трудом фронтовые будни.
О зарождении добровольческого движения и вечном конфликте между вольнодумством добробатов и армейским официозом в истории добровольца Василия Ютовца читайте в части первой.
О стихийном периоде добровольческого движения и его закате в истории Евгения Чепелянского читайте в части второй.
О взлете и падении одного из самых знаменитых добровольческих подразделений в истории Дениса Новикова читайте в части третьей.
Решение стать бойцом добровольческого подразделения Сергей принял летом 2014-го, когда война в Донбассе уже набрала обороты. Тогда казалось многим, что война не будет длиться долго. Соответственно, Сергей не видел смысла подписывать контракт, ведь надеялся, что за 2-3 месяца все закончится.
Сергей: В то время я не рассматривал возможность и необходимость длительного пребывания в армии, так как армейская карьера меня не интересовала, а вступление в добровольческий батальон казалось мне лучшим вариантом. Не верилось тогда в то, что война затянется надолго. Или мы победим, или проиграем, но в любом случае это не будет затяжной процесс. Или мы будем наступать и выдавим врагов из Донбасса, или россияне полномасштабно вторгнутся и снесут наше правительство полностью. Соответственно ни в том, ни в другом случае подписывать какие-то долговременные контракты и идти в армию не хотелось. Плюс в то время создавалось впечатление, что и вооружение, и подготовка, и боевой дух Вооруженных Сил сильно желали лучшего. Поэтому был смысл идти именно в добровольческие батальоны, которые имели и большую мотивацию, и больше желания бороться.
На тот момент попасть в добровольческого подразделения проблем не составляло. Соцсети и веб-сайты полнились контактами вербовочных пунктов, комбатов и меньших командиров. Многие патриотические и националистические организации проводили обучающие семинары, где, зарекомендовав себя, можно было быстро попасть на фронт. Именно так Сергей попал в батальон ОУН.
Сергей: На самом деле, сейчас уже по собственному опыту я понимаю, что в то время той минимальной подготовки, которую нам давали, явно было недостаточно. Зато ее компенсировала очень высокая мотивация и желание ехать на фронт. В августе 2014-го стало горячо, все понимали, что Россия прямо ввела войска на Донбасс, и поэтому времени на длительную подготовку просто не было. Оставался один вариант - максимально быстро ехать на передовую и уже там учиться прямо на поле боя.
В ОУНе у нас в принципе все было на очень высоком уровне. Фактически я пробыл там около трех месяцев. Все это время у нас была очень хорошая атмосфера, все были мотивированы, работали по максимуму, практически никаких конфликтов не было. Такие же настроения царили и в отношениях с нашими соседями - армейцами и «Правым сектором». Независимо от того, кто ты и откуда, отношение было ко всем братским».
Никакие обстрелы или столкновения не могли поколебать боевой дух бойцов добробата, и Минские договоренности, как гром среди неба, сильно ударили по настроению людей на передовой.
Сергей: Я хорошо помню день, когда был подписан «Минск». Возвращаюсь на свою позицию, а там мой товарищ сидит и с очень грустным лицом ест ложкой сгущенку, которую мы берегли на особый случай. Спрашиваю: «Что случилось?» А он мне: «Ты не поверишь - мы капитулировали».
Для нас это был шок. Как так? Мы реально воюем, делаем успешные вылазки, планируем наступательные операции, а тут все: с 8 часов вечера - прекращение огня. И прошли 8 часов, а уже в 9 нас снова начали обстреливать. И стало понятно, что это перемирие ненадолго. Но все равно настроение было гнетущее.
Впрочем, несмотря на регулярное нарушение условий Минска, в ноябре 2014 года бои на фронте в районе дислокации Сергеева подразделения притихли. А у героя нашей истории, как и у многих добровольцев, начались тяжелые времена - на голову свалились материальные трудности, ведь добровольческий батальон ОУН не имел никакого легального статуса, и поэтому не мог платить своим бойцам никакого денежного обеспечения. Именно поэтому период перемирия Сергей решил использовать для того, чтобы подыскать варианты службы, чтобы при этом не остаться голым-босым.
Сергей: Только я уехал из ОУНа, на фронте активизировались бои за Донецкий аэропорт и Дебальцево. Я понял, что немедленно надо возвращаться. Причем возвращаться уже надолго, на полноценную службу, хотя бы там год, два, три. Рассматривал службу только в добровольческих подразделениях, потому что мне понравился дух братства, мотивация людей, отношение командиров и рядовых бойцов к своим обязанностям. Выбрал я Азов, потому что он уже был оформлен как часть Нацгвардии, и знакомые нашлись, которые рассказывали, что там и как.
Опять же, надо было пройти обучение. Я прибыл на базу «Азова», там предстояло тренироваться четыре недели. Но 10 февраля началось наступление на Широкино, и меня, как человека с боевым опытом, буквально через два дня забрали в АТО.
Впрочем, далеко не сразу Сергею пришлось попасть уже в качестве азовца на фронт. Ведь все новоприбывшие сначала несколько недель стояли в охране баз Азова, проходили проверку, и уже тогда распределялись в боевые подразделения. Сергею пришлось из пехотинца переучиваться в артиллериста ...
Сергей: Получилось довольно интересно. В 2014-м я еще думал, что пехота это такая романтика - берет штурмом города, с автоматом в руках и воюет лицом к лицу с врагом. Но осенние бои показали, что в позиционной войне, а она тогда уже становилась такой, артиллерия играет гораздо большую роль. Поэтому, если хочешь быть результативным воином, надо осваивать артиллерийскую специальность. Конечно, сначала я выполнял функцию артиллерийской прислуги - подносил снаряды и все такое. Но дальше учился и получал новые навыки и потихоньку переходил к более сложным и ответственным задачам.
Главной проблемой новой Сергеевой работы оказалось то, что она попала де-юре под запрет минских договоренностей. Хотя систематические нарушения минских соглашений стало абсолютно нормой для сепаратистов и российских подразделений, нашим военным часто приходилось идти на фантастические шаги, чтобы иметь возможность ответить на вражеские обстрелы.
Сергей: Все началось с того, что «Азов», не до конца мне известными путями, где-то смог достать пушку БС-3. Это такая очень старая пушка, конструкции 1944 года, по факту музейный экспонат. Но штука этой пушки в том, что она имела калибр 100 миллиметров, то есть как раз вписывалась в формат Минских договоренностей, запрещающих использовать все, что более 100 миллиметров. К тому же это была морская пушка - у нее очень высокая дальность стрельбы, до 18 км, и довольно хорошую меткость. И при этом был один «веселый» побочный эффект. У этой нашей пушки был очень характерный звук полета снаряда, потому что снаряды к ней используются такие, как на танках. Поэтому сепары очень часто путали и думали, что по ним стреляет какой-то новый секретный укроповский танк. Так что панику сеяли исправно. Потом даже не раз находили видео в Интернете, где сепары рассказывают, что под Мариуполем американцы «украм» дали танк «Черная пантера», с нереальными боевыми характеристиками, который одним выстрелом дома сносит. Так что наш музейный «экспонат» наносил противнику существенные потери, в том числе и по боевому духу.
До лета 2015 года Азов вместе с другими добровольческими подразделениями и ВСУ вел бои в районе Широкино. Однако отвоеванные в кровавых боях позиции пришлось оставить, когда командование приняло решение вывести все подразделения Национальной гвардии с линии соприкосновения.
Сергей: Это решение у нас восприняли очень негативно. Во-первых, 99% ребят реально очень мотивированных, которые рвались защищать свою страну, ждали реальной работы на фронте, а не в тылу. Во-вторых, казалось предательством оставлять Широкино, за которое так долго проливали кровь.
Сегодня я считаю, это была очень ошибочная политика. Насколько я понимаю, ставилась задача ослабить добровольческие подразделения, ослабить политическую роль их представителей в парламенте, в частности. В общем это все очень плохо повлияло - и конкретно на наше подразделение, и на украинские позиции на фронте вообще. Многие другие подразделений в то время - конец лета 2015 года - начали распадаться. Пошел сплошной отток, люди увольнялись, не видя необходимости и смысла дальше находиться на службе. Конечно, на тот момент уже усилились Вооруженные Силы, улучшилась их подготовка и мотивация. И все равно они не могли сравниться в этом плане с добровольцами, особенно в плане готовности наступать, освобождать наши территории.
Личный опыт Сергея дал ему уникальную возможность сравнить две ипостаси украинского добровольческого движения: вольную махновщину и статус отдельного, но вполне официального подразделения. Герой нашей истории рассказывает, что независимо от статуса добровольческого подразделения, их объединял дух и особые отношения между командованием и рядовыми бойцами. Разная судьба и разный статус добробатов в основном стали последствиями личных позиций и связей их командиров. Так, если революционный комбат Коханивский, как и многие его коллеги остались бунтарями, то командиры «Азова» сумели найти точку взаимопонимания с государством, хотя и заплатили за это подчинением законам и приказам, которые могли не принимать.
Сергей: Когда у тебя нет контракта, и люди служат исключительно по собственной доброй воле - это накладывает свои особенности. Поэтому в ОУНе была высокая текучесть, не имея какого-то серьезного социального обеспечения люди в подавляющем большинстве не могли долго там оставаться. Поэтому и рассматривали ОУН как временную службу - приехал на несколько месяцев воевать, а дальше себе уже решаешь, куда идти. Службу же в Азове установили серьезно - и ее многие рассматривали как возможность профессионального совершенствования и построения профессиональной военной карьеры. Не так, чтобы отсидел, а потом в штаб на какую-то должность, а реальное освоение какой-то военной профессии. Но добровольческое подразделение все же остается добровольческим, независимо от статуса. Поэтому атмосфера у нас была очень общительной - командиры прислушивались к нам, а мы им полностью доверяли, и не было какой-то формализованной иерархии.
Сегодня перспективы добровольческого движения в Украине могут показаться неясными. Но оно появилось в момент наибольшего кризиса для Украины, и поэтому, в случае полномасштабного вторжения россиян или прорыва фронта на востоке, люди, ставшие на защиту Украины в 2014-2015 годах, вернутся на фронт.
Сергей: Я более чем уверен, если ситуация на фронте резко усложнится - 100% гарантии, что добровольческое движение возродится. Люди пойдут снова в добровольческие подразделения - в составе официальных структур или полностью обособленных, как в свое время был ОУН и ДУК. Я лично знаю очень много таких товарищей по ОУНу и из «Азова», других подразделений, которые сейчас живут гражданской жизнью, но готовы в случае серьезной угрозы вернуться на фронт. Более того, я двумя руками «за» развитие территориальной обороны в Украине. Это один из лучших вариантов, чтобы добровольцы, с их мотивацией, желанием, волей к борьбе, имели возможность направить свои силы в полезное русло. В перспективе регулярная тренировка и обучение добровольческих подразделений территориальной обороны могут стать полноценным инструментом для подготовки добровольцев и привлечения их организаций в случае большого конфликта».
Вячеслав Масный, Киев