Последний концерт в Рязани должен был состояться 27 декабря, почему за две недели до этого объявили дополнительное выступление?
Александр. Получилась классическая ситуация: под конец тура нам звонят организаторы и в панике объясняют, что, как обычно, все билеты проданы, а в интернете уже народ собирается из Москвы ехать. Так и выпросили второй концерт. Это уже отработанная практика в прощальном туре. И аргументация у всех железная: люди, не попавшие на концерт, не купившие билеты, приезжают на площадки, начинают стекла бить, ну, в общем, проблем не оберешься. И в Москве это было, и в Самаре, так что пришлось играть еще раз, несмотря на то, что все уже измотаны дальше некуда.
Как определили для себя точку, после которой группы «Король и Шут» не станет?
Александр. Вообще, надо понимать, что этот тур – одна большая точка. Просто сегодня так получается, что последний концерт последнего тура. Если глобально смотреть, то для нас это и есть такая психологическая точка. А для многих людей в городах, в которых уже прошли концерты, точка уже поставлена. Может, поэтому и Москва сегодня едет, чтобы еще разок услышать.
Какие ощущения испытываете в последний день существования группы, о чем думали с утра?
Яков. Устали очень. Вот, думаю уже как бы ничего не делать хотя бы два дня. Отдохнуть, книжку почитать. Напряжение большое, таких туров у нас не было: 47 концертов за 2,5 месяца.
Александр. Да, у нас усталость адская. Честно говоря, думаем только о том, как бы концерт нормально отыграть. И, потом, надо понимать, что для всех людей Король и шут закончен, а для нас-то нет. Мы ведь остаемся вместе. Мы сейчас съездим все, отдохнем, кто в деревню, кто на море, и вернемся в феврале посвежевшие. Для нас Король и шут – это не просто буквы на бумажке и не просто логотип. Для нас «Король и шут» это семья, работа, компания друзей – все вместе. И мы-то друг от друга никуда не деваемся. Мы сменили название, но друг для друга мы так и останемся - Яков из «Король и Шут», Поручик из «Король и Шут». Мы будем друг для друга той же самой семьей, просто без Михи. И в этом плане, конечно, главная цель достигнута – мы вместе остались, нам это очень сильно помогло. Иначе мы бы сейчас кто в запое был, кто бы в депрессии, и все было бы очень плохо.
Может так случиться, что «Король и шут» возродится под старым названием? Может, Князев захочет вернуть группу.
Александр. Мы об этом не думали. Ну, то есть думали в первые дни, когда все это случилось. Мы же не просто так решили название менять, потому что там у кого-то какие-то права на бренд. Может все оно и так, но мы об этом не думали. Смысл в том, что король и шут как агломерация, как именно афиша без Михи быть не может. Теоретически, если Андрюха (Князев – второй вокалист, автор большинства текстов, покинувший группу в 2011 году – авт.), который… который… ну, Андрюха, что тут говорить, это «Князь». Если когда-нибудь он подойдет с предложением «а давайте», может быть, мы рассмотрим. А пока на этом месте в будущем зияет пустота. В душе. Я не вижу, как это может быть.
Яков. Надо понимать, вот честно, искренне, мы действительно прощаемся с фэнами, с прошлым «Короля и шута». И Дальше будет совсем все по-другому. Мы не знаем, куда нас вырулит дорожка «Северного флота», но надеемся на какие-то светлые, честные вершины, вот и все. А там уж жизнь покажет.
После смерти Михаила появились энтузиасты, которые взялись за съемку фильма «Король шутов». Вы сказали, что не хотите иметь к этому фильму никакого отношения. Почему?
Яков. Там долгая и сложная история. Дело в том, что буквально через несколько дней после Михиной смерти появились какие-то люди, которые хотели снять этот фильм. Нам вообще было не до того. И от Ольги (жена Михаила Горшенева - авт.) мы получили недвусмысленный сигнал, что ей в ближайшее время не хотелось бы никаких фильмов. А Ольга была для Михи – все. Она его много лет тащила, благодаря ей он очень долго прожил. Он ведь себя сжигал, а она его вытаскивала, и он ей был за это очень сильно благодарен.
Александр. Мы сами немного недопонимали, что это за люди, откуда она взялись. Надо понимать, группе 20 лет, мы же сейчас не идем на какую-то студию на коленке писать песни. Мы работаем с профессионалами. Потому что сами уже являемся профессионалами. И в этом плане у нас с Андреем Князевым позиция совпала – нам бы не хотелось, чтобы первые попавшиеся люди, снимали фильм про Миху. Тем более, может они, конечно, профессионалы, но какие-то начинающие.
Яков. Студенты они.
Александр. Может, они и студенты, может и талантливые, я не знаю. Но дело в том, что когда они получили от группы сигнал: «Рябят, нам бы не хотелось». Они почему-то на нас обиделись. Ну, это же бред! Ну, какого хера ты обижаешься, когда тебе вежливо говорят: «Парень, а почему ты думаешь, что ты сделаешь это хорошо?». Не, если снимут, пусть снимут. Я-то не против, многим фэнам будет интересно узнать мнения каких-то людей, окружавших Миху. Понятно, интересно, как мама о Михе рассказывает. Она его знала с другой стороны, он был ее мальчик, ее солнышко, она его обожала. Ну, сын, что говорить! Интересно, что Леха (Горшенев – брат Михаила Горшенева – авт.) о Михе расскажет. Я видел, там Даня Ляпин из группы «Вибратор» они, действительно, с Михой начинали в тандеме. Шура Балунов может много что-то сказать, они вместе группу начинали. Он имеет на это право. А так там гигантская масса людей, которая Миху настолько шапочно знали, перед которыми он в масках ходил. Что они могут о нем сказать? Это как-то очень странно.
Яков. Вопрос еще в том, как все это будет снято. Почему этот фильм документально-художественный? Какой-то человек там будет Миху играть? Поэтому мы вежливо отказались, а вы снимайте, пожалуйста, но мы в этом участвовать не будем, потому что, во-первых, пока что не пришло время, а во-вторых, мы не считаем, что вы достойны это делать.
Еще была народная идея насчет памятника.
Александр. Этих людей много. Мы не против и не за. Понимаешь, эта идея должна прийти от михиной семьи. Вот сядет, мама, Лешка, Ольга, ну, дочуля маленькая пока, ей не до этого. Если они скажут, ребят, давайте Михе на кладбище какую-то скульптру, монумент. Мы в теме, мы за, мы все сделаем для этого. Но ставить где-то памятник в каком-то городе, в каком-то сквере, на мой субъективный взгляд, это бытовуха. Вот за себя скажу, если со мной не дай бог что-нибудь случилось, я бы не хотел, чтобы мне даже какую-то памятную табличку прибивали. Ну что за бред? Будет ходить мама с ребенком: «- Мама, а кто это? – Да, не знаю, стоит какой-то. – А кто такой? – Какой-то Горшок.». И потом какой памятник: ставить Миху в сквере с иголками или в образе? Вот, по-моему, у Цоя красиво стоит на кладбище памятник. Там же рядом у Рикошета, у Марианны Цой стела. Вот на кладбище, если родители скажут, мы реально и финансы изыщем и поможем. А идеи, пришедшие и народа, особенно в первые месяцы, когда случается большая беда, надо понимать, они все попахивают истерией. Истерия – это то, от чего надо уходить.
Яков. Лучший для Михи памятник – это люди, которые его музыку слушают и его помнят. Он у них в сердце. Какой еще памятник надо? Вам нужно, чтобы вы свой образ Михи выставили напоказ где-нибудь на аллее, пускай все видят, какой Миха был клевый? Да он и так был клевый! Но чтобы этих людей не обижать, мы не вступаем с ними споры. Но, ребята, не мы это должны решать. Была у Михи семья, были близкие люди. Так надо, чтобы это решали они.
Александр. Тем более сам бы он, конечно, сказал бы: «Памятник? Ослы что ли, памятник? Совсем охренели?» - я так предполагаю.
Со смерти Михаила прошло почти полгода, за это время пропало ощущение, что он вот-вот войдет в комнату и все будет как раньше?
Яков. Оно не пропадет уже. Это в подкорке, все воспоминания. У нас ведь ничего не поменялось. Мы как были группой король и шут, так и остались. Не достает, конечно, очень важной части. И ощущение не изменится, пока мы все вместе. Оно пропадет, когда мы разбежимся. А пока мы вместе, пока в одном купе сидим, постоянно будет ощущение, что вот-вот откроется дверь и войдет Миха.
Александр. Грубо говоря, для меня о Михе напоминает Яков, Поручик, Паша. Каждый жест Поручика ассоциируется с чем-то: «а рядом Миха сидел». Миха для нас не был какой-то парень с картинки. Это был большой, живой, теплый человек. И в этом плане у меня абсолютное детство в заднице играет. Это как вот дети не верят… для них это родители просто куда-то уехали надолго. Тут та же фигня. Сложно сознать и поверить – хоть мне уже под сорок – что Миха сейчас запыхавшийся в гримерку не ворвется: «Ну что, ослы, пойдем чекаться!» Сложно смириться. Наверное, до самой смерти не поверим, что его не стало.
У вас остается время работать над новым материалом?
Александр. У нас сейчас готово около 12 треков именно музыкальных. Что-то было написано еще при жизни Михи, в туре времени почти нет, но кое-какие вещи прямо на ходу складывается, на саунд-чеках. Надо понимать, даже когда удается попасть домой на пару дней, я даже из койки не выбираюсь. Просто падаю пластом. У нас восемь концертов по Украине, потом два дня перерыв и шесть концертов по Сибири, например. Тут не то, что творчества, в магазин-то выйти не хочется.
Стиль новых композиций будет отличаться от «Короля и Шута»?
Александр. Да, мы ближе подходим к западным образцам, причем довольно разноплановым. Люди, которые что-то петрят в музыке, и чье мнение для нас важно, они однозначно говорят: «Ну, парни, вам, наверное, сложновато будет. Материал у вас ну дико фирменный. Вы реально думаете, что у нас в стране это покатит?» А у нас выбора нет. Мы поскольку мыслим так, мы сделаем так.
А о чем будут тексты? Вы же хотели, чтобы вас перестали ассоциировать со сказочниками, и социальные темы не хотели затрагивать.
Александр. Ну, как тут можно планировать. Я буду осторожен в суждениях. Я не исключаю ничего. Но, скорее всего, все указывает на то, что писать на социальные темы в нашем возрасте… Это что, все разрушить, развалить и на руинах что-то там строить? Это бред.
- Шевчук же строит.
Александр. А что у него из последнего? У него нет социальных тем. Он активно высказывается, имеет политическую позицию. Но песни – это другое. То, что я слышу у Шевчука в последнее время – это даже не любовная, это глубокая личностная, в чем-то депрессивная лирика. Лучшие образцы нашего рока, которые я ценю – это Шевчук, это Саша Васильев из Сплина. Действительно сильные поэты. Это личностная лирика, мужская, серьезная, это красиво. Может быть, в этом направлении что-то будет. Если у нас будут получаться не сказки, как это было в основном, а притчи, как песня «Марионетки» – шикарнейший, великолепнейший текст, наполненный символизмом до краев – если бы что-то такое у нас получалось, было бы просто великолепно.
А такие рок-герои как Горшков, Шевчук и т.д. появятся в нашей рок-музыке через 10 или 20 лет?
Александр. Каждое время дает своих героев, конечно же. Если брать за пример период, например, Октябрьского переворота что было до, и что после. Так же если взять период 70-е,80-е. Это было все обусловлено историческими факторами. Просто народилось такое поколение людей, которые пережили определенные проблемы. Сейчас жизнь стала более купеческая, спокойная, размеренная. Конечно, молодняк всегда будет протестовать, но это будет уже по-другому. Я думаю, что, конечно, рок-герои будут, но мне кажется, такой реальной независимой сцены ближайшие 50 лет не будет. Может быть потом, если будет период застоя в роке, когда все зажиреют, заплывут, и это будет такой шоу-биз, как сейчас на западе происходит. Там ведь ничем не отличается Кристина Агилера и какой-нибудь там Элис Купер. Просто вопрос звукоизвлечения – эти на синтезаторах, а эти на гитарах.
Яков. И имидж разный.
Александр. А больше ничего нет. Те же менеджеры, то же самое. Мы общались с западными музыкантами. Есть Кери Келли такой гитарист. Он прямо говорит – это нормальный американский подход.
Яков. Именно так: мы все в театре, мы развлекаем народ. Не нужно серьезно относиться к тому, что ты рок-звезда. Мы все клоуны на потребу публики. Да мы профессионалы, мы выходим, даем шоу, потом все спокойно разъезжаемся по домам и спокойно спим.
Александр. А подходить к рок-музыке как к протесту... Гораздо больше протеста в каких-то песнях на Грушинском фестивале, где люди под расстроенную семиструнку херачат, и вот там это рвется, алкаголический протест: «Да, все херррровоо, ляляляля». Для этого не надо втыкать примочку и диким голосом орать.
Яков. Да, протест – это боле молодая тема, вот, 17 лет, весь мир порвать.
Александр. Ну, опять-таки в чем смысл порвать весь мир? А что ты дашь взамен? Ты же ни хрена не умеешь.
Яков. Нет, 17 лет очень круто пытаться все изменить.
Александр. Да, да, только изменить – это все хорошо, а ты попробуй сделай.
Яков. Тебе не 17…
Александр. Да, мне не 17, поэтому я рожаю детей, кормлю их, воспитываю и так я меняю мир. А в 17 лет – это сломать, а там посмотрим. Как правило, потом никто не разбирается: магазин сломали, водку стырили, выпили и спать.
Вы уже продумали стратегию выхода новой группы? Как будут появляться песни: в интернете по одной или сразу выдадите альбом?
Яков. Стратегию входа мы еще не продумывали. Пока что у нас есть уже зарегистрированный домен под новый сайт и планы весной вплотную заняться альбомом. А старый сайт сделаем больше в историческом направлении, разместим какие-то редкие записи, исторические материалы. Андрюха Князев очень хочет этим заниматься.
Александр. А по песням - если процесс будет идти медленно, по одной в месяц, то будем по мере возможности сразу выкладывать. А если пропрет меня или драматурги объявятся, тогда, естественно, сядем в студию и запишем все целиком. Времени-то у нас теперь много.
Яков. Вот времени у нас теперь много.