Худ и док
«НАСТЯ. Олег, я, когда ночью просыпаюсь — ты спишь — а я с ума схожу. Я иду к окну и мысленно разбиваю кулаком стекло, а потом беру осколок, поднимаю и грызу. Прикинь? И у меня там внутри кровь течет, и колется там, и щекотно.
ОЛЕГ. Ты давай кончай с этим. Негатив какой-то»
(Алексей Житковский, «Горка»).
Действие практически всех пьес любимовского шорт-листа происходит плюс-минус в наши дни. В жутких коммуналках и в благополучных квартирах, в детских садах и на кладбищах, на холодных улицах и в больницах. Это все сегодняшняя Россия — и при этом нельзя не отметить аполитичность молодых драматургов. Складывается ощущение, что авторы предельно свободны от информационной повестки. Здесь нет упоминаний Путина и Навального, чиновников и оппозиции, нет политики и «социалки». Но зато есть живые истории и вечные конфликты, случайный и неслучайный секс и любовные треугольники. Шекспировские страсти. И, конечно же, поступки.
В «Горке» Алексея Житковского воспитательница детского сада, казалось бы, ненавидящая свою работу, коллег и детей, тем не менее нарушает все должностные инструкции и приводит в дом таджикского мальчика, которого никто не забрал вечером. И, встретив непонимание со стороны своего бойфренда-сварщика, принимает решение расстаться с ним. Героиня пьесы Димы Соколова «Крыша» влюбляет в себя молодого человека, из-за которого когда-то покончила с собой ее сестра, собирается выйти за него замуж и хитроумно отомстить за сестру.
«Парень не выносит, когда от него уходит девушка. Особенно жена. Особенно если он в прошлом мачо, а теперь стал импотентом. Особенно если перед уходом девушка скажет, что «причина не в этом». <…> Лечение начнется сразу после свадьбы. По утрам вместе с завтраком он будет получать одну маленькую таблетку. Разумеется, без согласия пациента. <…> Почувствуй на своей шкуре, что происходит с твоими женщинами. Любовь, пустота, одиночество, безысходность, мысли всякие самые страшные. Может быть, тогда ты поймешь, что было с Лизой, когда она шагнула с той крыши вниз головой».
В пьесе «Вторник короткий день» Светланы Петрийчук главная героиня, ТетьТаня, готова на все ради отморозка-сына Андрюши. Тот обманом вовлекает маму в наркобизнес, в итоге женщина попадает в тюрьму, но даже после всего случившегося не теряет человечность и материнскую любовь.
«Нет, Андрюша сам ни разу не приезжал. Он уехал потому что, вроде в Новосибирск, мне сказали. Ну а как? Правильно сделал, конечно, ему оставаться нельзя было. А что он на меня сказал, что это я все придумала — так это он второпях наверняка, с испугу. Я же не буду родного сына под монастырь подводить, конечно, подтвердила. Да и колония у нас тут хорошая, для тех, кто раньше не привлекался, грех жаловаться».
В шорт-листе нет документальных пьес, созданных по технологии вербатим (с записанными диалогами и монологами реальных персонажей). Но при этом «документальный» эффект присутствует почти во всех художественных пьесах — и тут можно говорить об уже сложившихся традициях и влиянии «Театра.doc». Внимание к мелочам, к так называемым «маленьким людям», попытка вскрыть и показать банальное и рутинное; но главное — язык персонажей. Герои равны своей речи. Очень много ненормативной лексики (практически во всех пьесах), но она не «режет» слух (глаз), нет ощущения нарочитости в этом, нет лишней маргинальности. Процесс детабуизации мата уже вовсю проник в современную драматургию, и глупо оценивать этот факт с позиций, хорошо это или плохо; это уже свершилось.
Одна документальная пьеса в основной программе «Любимовки-2018» все-таки присутствует — это «Пытки» Екатерины Косаревской, Алексея Полиховича и Заремы Заудиновой. «Пьеса собрана по заказу Театра.doc из документальных материалов и интервью участников “Пензенского дела”, правозащитников и журналистов», — говорится в самом ее начале. «Пензенское дело» — это история ареста нескольких молодых людей, обвиняемых в создании террористического сообщества. Некоторые из арестованных позже рассказали, что сотрудники ФСБ жестоко пытали их, чтобы получить нужные показания. «Пытки» — понятное дело, непростое чтение. Пьеса вполне укладывается в традиции «Тетра.doc», но если сравнивать с другими работами, попавшими в шорт-лист, она больше напоминает журналистскую работу, чем художественное произведение. Вполне вероятно, «чисто документальных» пьес было больше в лонг-листе, но в основную программу попал всего одна. Это может говорить о некоторой усталости от жанра, раз такие пьесы были вытеснены «художественной» драматургией.
Шостакович для мамы
«Господь воззвал к нему из куста и сказал: Моисей! Моисей! Я Бог отца твоего! И ответил Моисей: надо линзы в очках поменять, ни хера не видно, когда в интернетах сидишь»
(Полина Бородина, «Исход»).
Нашу жизнь невозможно представить без интернета, мобильных телефонов и всевозможных гаджетов — а значит, и правдивый рассказ о нынешних реалиях невозможен без них. Сегодня общение естественным образом переместилось в Сеть, и если бы володинский «Осенний марафон» или вампиловская «Утиная охота» были написаны сегодня, многое бы изменилось — как минимум героям было бы гораздо сложнее прятаться с любовницами от жен. В доброй половине пьес шорт-листа «Любимовки» задействованы телефоны, чаты, мессенджеры, видеоблоги и даже навигатор. И здесь хочется отметить, как подчас оригинально и остроумно это вплетено в ткань драматургии. В пьесе Марии Малухиной «Замыкание» две сюжетных линии происходят в переписке — они называются «Мамин чат» и «Папин чат». Мама втайне от мужа переписывается с приятельницей по поводу того, как ей стать успешным бьюти-блогером в Инстаграме. Папа втайне от жены переписывается с любовницей. Сетевое общение обрастает такими драматичными и всем знакомыми деталями, как скажем, прочитанное, но оставшееся без ответа сообщение, или тип эмодзи.
«Собеседница 2. Звонка, я так понимаю, не стоит ждать?
«Папа. Ну масик, ну сто же раз. Я тебе утром из машины позвоню. Ну не из дома. Одно правило. Неужели так сложно???
Собеседница 2 молчит.
Папа. Ну не жопься. У тебя морщинки появляются, когда ты жопишься.
Собеседница 2 шлет смайлик-дьявола.
Папа шлет смайлик-жопу.
Собеседница 2. Спасибо».
В пьесе Ивана Антонова «Как я простил прапорщика Кувшинова» главный герой «таксует» — и почти все пассажиры безмолвно сидят на заднем сиденье, уткнувшись в свои телефоны. Куда многословнее оказывается навигатор, с которым приходится общаться герою и даже периодически ссориться с ним из-за фразы «Вы ушли с маршрута». Что интересно, герой действительно ушел с маршрута: до работы в такси он был более-менее успешным музыкантом, но решил круто поменять свою жизнь, уйдя из семьи и из профессии.
В пьесе Вадима Кирсанова «*** [детородный орган] моего старшего брата» главный герой появляется и раскрывается большей частью в видеоблоге, записи из которого мы видим уже после его смерти. В «Кутье» (авторы Роман Дымшаков и Семен Вяткин) присутствует телефон персонажа-подростка, вечно нуждающийся в подзарядке (в коммуналке отключили электричество за неуплату). В «Горке» Алексея Житковского действие, помимо прочего, происходит и в групповом чате в Вайбере, где главная героиня, воспитательница детского сада, обсуждает с родителями детей подарки для новогоднего утренника и издевательски комментирует этот разговор:
«Вроде хотели глобусы. В школе пригодится. На географии. Ну и что, что в шестом классе? Для общего развития. Ну, придумайте что-нибудь свое. Трындец. Придумали. Зачем детям карты ЛЕТУАЛЬ? Рак мозга. У Вики трусы неделю не стираны — ЛЕТУАЛЬ. В голове у тебя ЛЕТУАЛЬ. Мне бы лучше подарили».
А в той же пьесе «Как я простил прапорщика Кувшинова» играет немалую роль даже такая деталь, как мелодия звонка. Когда один из героев узнает, что у его друга на звонок от мамы установлено Allegro non troppo из Восьмой симфонии Шостаковича, горячо недоумевает:
«Мама? Толя, моя, например, мама у меня в телефоне звонит «шаинской песенкой мамонтенка», уверен, как и у миллионов соотечественников, а у тебя мама — это Восьмая симфония Шостаковича, самая причем жесткая ее часть».
В космос, в коробку, под автомобиль
«СЕНЯ (радостно). Я улетаю в космос.
ИГОРЬ. Молодец, Сеня. Ты молодец.
СЕНЯ. Вы не пойдете?
ОЛЯ. Куда?
СЕНЯ. Посмотреть, как я улетаю.
ОЛЯ. Ой, Сеня. Да не взлетит она, понимаешь? Не-взле-тит.
СЕНЯ (обиженно). Взлетит.
ИГОРЬ. Не расстраивайся, Сеня. Мама и папа посмотрят на твой запуск из окна.
Сеня надевает ботинки, слезы капают на шнурки.
ОЛЯ. Что ты там возишься! Нет, ты посмотри на него, Игорь. Эта рукожопинка даже шнурки завязать не может, а уже улетает в космос»
(Наталия Лизоркина, «Мама, я улетаю в космос»).
Отдельная тема пьес шорт-листа, на которой хочется остановиться подробнее, — одиночество ребенка, ощущение оставленности, заброшенности, предательства со стороны взрослых. В пьесе Марии Малухиной «Замыкание» главный герой, 13-летний мальчик Тема перестает разговаривать с родителями — но те, занятые своими проблемами, даже не замечают этого. Позже мы узнаем: когда Теме было четыре года, его отец хотел уйти из семьи, в семье были такой силы скандалы и разборки, что мальчик стал заикой — и отец, мучимый чувством вины, остался. В итоге в семье несчастны все, и все пытаются что-то сделать со своей жизнью. А ребенок остался наедине со своими проблемами и жестокими сверстниками. В финале доведенный до отчаяния Тема запирается в комнате и не отзывается на мольбы родителей открыть дверь. Те подозревают самое плохое, выламывают дверь и обнаруживают сына, спрятавшегося в большой коробке.
«Папа. Тем… А мы вот тут пришли все вместе — мы с мамой и бабушка. Тут, видишь, замыкание было… и мы пришли. Тем… мы тут… это… в общем… спросить у тебя хотели… Ты… поговорить с нами не хочешь?
Все трое напряженно смотрят на коробку. Несколько секунд в абсолютной тишине ничего не происходит. Затем, наконец, из коробки доносится:
Тема: Х…х…х…
Папа порывается, как обычно, закончить за сына предложение, но мама быстро затыкает ему рот рукой. Все трое ждут, пока Тема скажет сам.
Тема: Х…х…х…х…хочу».
Конец спектакля — начало не только диалога, но, хочется верить, какого-то важного этапа в жизни семьи. Никогда не поздно начать разговаривать — и в этом смысле здесь хэппи-энд.
Благополучный финал и в пьесе «Пока я здесь». Главная героиня Даша рассказывает психологу историю своей жизни. Раннее детство — нищета и голод в 1990-х. Но вот мать выходит замуж за «нового русского», и все меняется.
«Наверное, период жизни лет с десяти, когда ты уже не совсем мелкий, и вплоть лет до четырнадцати принято называть «счастливым детством», но как-то не срослось, как-то не совсем все радужно было. Не хотелось мне ни своей комнаты, ни игрушек, ни шмотья всего этого. Скажете, дура, да? Дура. У меня ведь все было. Меня в школу на крутой тачке привозили».
У мамы и отчима рождается ребенок, они решают отселить Дашу в отдельную квартиру — чтобы никто никому не мешал. Пережив первую любовную драму и почувствовав свою тотальную ненужность (даже единоутробный брат отказывается признать ее сестрой), Даша выскакивает в слезах на дорогу и попадает под автомобиль. В финале мы узнаем, что после этой истории мать с отчимом забрали ее к себе и «теперь одну не оставляют».
Пьеса Натальи Лизоркиной «Мама, я улетаю в космос» рассказывает (в фантасмагоричной и абсурдной форме) о разборках родителей семилетнего Сени. У них что-то вроде кризиса отношений, они беспрестанно пикируются, срываются на сына. А тот мечтает улететь в космос, мастерит ракету, убегает из дома и пропадает. Но в конце пьесы все-таки возвращается.
«СЕНЯ. Ты видела мою ракету?
ОЛЯ. Ракета…
СЕНЯ. Пойдем, ты увидишь!
ОЛЯ. Твоя ракета замечательная.
СЕНЯ. Правда?
ОЛЯ. Ис-тин-ная. А разве я тебе не говорила? Ну да. Замечательная. Только я у тебя ужасная.
СЕНЯ. Нет, неправда!
ОЛЯ. Я гадкая и заслуживаю смерти.
СЕНЯ. Мама, ты самая лучшая!»
Мы не случайно отмечаем, что эти пьесы заканчиваются на обнадеживающей ноте: вообще-то молодым авторам обычно свойственны радикальные, трагические концовки. Тут можно сделать два вывода. Первый: жизнь в значительной степени виртуализировалась. Трагедия, смерть не вписываются в виртуальное настоящее, где всегда возможна «перезагрузка». И второй вывод: сегодня творчество в опять же значительной степени стало способом проработки своих психологических травм, а когда ты прорабатываешь травмы, ты не можешь закончить историю на минорной ноте. Ты должен перезагрузиться и перейти на следующий уровень.
Чего мы хотим
Мы хотим открывать театральному миру новых авторов. Мы хотим, чтобы наш фестиваль служил местом встречи начинающих авторов и признанных драматургов, зрителей и театральных профессионалов, представителей разных поколений и художественных течений.
Мы хотим дать начинающим авторам возможность найти свой голос и быть услышанными. Мы хотим, чтобы молодые драматурги были смелыми, честными, чуткими и открытыми в своем творчестве и оставались верными своему художественному видению. Мы хотим, чтобы уже в начале своего творческого пути драматурги получали опыт взаимодействия с аудиторией и театральными профессионалами и совершенствовали свое мастерство. Мы хотим вдохновлять молодых авторов на написание новых пьес.
Мы хотим обогатить отечественный театр качественными новыми пьесами, актуальными для современного зрителя. Мы хотим, чтобы наш фестиваль был оживленным перекрестком мнений и взглядов, в центре которого — новые пьесы, говорящие о сегодняшних реалиях и ценностях, которые составляют основу жизни современного человека и общества.
Любимовка. Любовь
Обычно тексты про фестиваль «Любимовка» я начинаю фразой: это событие, доказывающее абсолютную относительность пространства. Это чистая правда, потому что никакой логикой объяснить то количество людей, которое приходит на «Любимовку» и вмещается в крошечный Театр.doc, невозможно.
Программа традиционно делится. Есть шорт-лист, есть программа fringe, бросающая вызов постановщикам, есть внеконкурсная программа, которую часто формируют из текстов тех, кто когда-то начинал на «Любимовке», а сегодня их можно назвать живыми классиками — как, например, Ивана Вырыпаева.
Если честно, я сама редко обращаю внимание на это деление. Понятно, что непременно стоит пойти и послушать, как Вырыпаев, который специально для этого прилетит из Варшавы, будет читать свою «Иранскую конференцию». Я жду моноспектакля — не меньше.
Но вообще читка — это такой особенный, чисто российский жанр. Театралы знают: читка на «Любимовке» может быть даже интереснее, чем спектакль. Есть режиссеры, которые круто делают именно читки. Бывают читки-события. Я, например, до сих пор вспоминаю «Пушечное мясо» Павла Пряжко, которое две «Любимовки» назад Дмитрий Волкострелов делал со Светланой Ходченковой, Анной Чиповской и Светланой Устиновой.
Но наверняка предсказать, что станет событием, очень сложно. Мой личный фаворит — пьеса «Ксюша постоянно курит» из fringe-программы. Мистическая сказка Алины Журиной кажется формулой отношений в больших городах, где люди стремятся жить осознанной жизнью и могут сказать друг другу за утренним кофе: «Каждый ищет здоровых отношений — я ищу больные» или «Я разрушаюсь и люблю. Люблю и разрушаюсь». Впрочем, причем тут большие города?
А документальные «Пытки» о задержании фигурантов «Пензенского дела» (авторы — Екатерина Косаревская, Алексей Полихович и Зарема Заудинова) обязательны к прочтению для понимания страны, в которой мы живем, и момента, в котором мы (вдруг ли?) оказались. А еще — для расставания с иллюзиями.
«Я, допустим, внуков хочу» — «Ты, допустим, шампанского хочешь». Это Вадим Кирсанов пишет традиционную по форме пьесу «*** моего старшего брата» о жизни традиционной семьи, в которой младший из братьев сделал каминг-аут в сети. Он погиб, а семья после его смерти стала менять свои взгляды.
«С чего я взяла, что монастырь — типа близкая к райским садам институция». Это «Голая» Милы Фахурдиновой, дневник девушки, отправившейся в буддийский монастырь собирать материал для книги.
Стоит ли идти на эти читки или другие читки? Мне кажется, на «Любимовку» стоит пойти в принципе — потому что ее сила в том, что в конечном счете неважно, попадешь ты на удачную читку или не очень. Важна атмосфера. Важны обсуждения. Важны перекуры между читками и разговоры — о драматургии и судьбах родины, театра и мира. Потому что здесь они не кажутся чем-то неуместным. И еще — важна любовь. Потому что «Любимовка» — эта любовь. К новому театру, новой драматургии и ко всем, кто ею интересуется. Даже если этот интерес случайный и мимоходом.
Елена Смородинова, театральный обозреватель «РР»
Шорт-лист (основная программа) фестиваля «Любимовка-2018»
Аня Агапова / Санкт-Петербург / Магазин ненужных вещей
Иван Антонов / Москва / Как я простил прапорщика Кувшинова
Катерина Антонова / Серов / Пока я здесь
Елена Астасьева / Херсон, Украина / Чужие
Полина Бородина / Екатеринбург — Тель-Авив / Исход
Артем Головнин / Екатеринбург / Похитители аккумуляторов
Роман Дымшаков, Семен Вяткин / Екатеринбург / Кутья
Алексей Житковский / Нижневартовск / Горка
Алена Иванюшенко / Минск / Шкура
Микита Ильинчик / Гродно / Комната умирает
Вадим Кирсанов / Москва / *** моего старшего брата
Анастасия Кондрина / Кемерово / Как я стану Лидией Степановной
Маша Конторович / Екатеринбург / Пол это лава, а Маша шалава
Екатерина Косаревская, Алексей Полихович, Зарема Заудинова / Санкт-Петербург, Москва / Пытки
Наталия Лизоркина / Москва / Мама, я улетаю в космос
Мария Малухина / София, Болгария / Замыкание
Мария Огнева / Москва / За белым кроликом
Алексей Олейников / Москва / Хлебзавод
Светлана Петрийчук / Москва / Вторник короткий день
Юрий Смирнов / Кропивницкий, Украина / Файлы мертвых славян
Дима Соколов / Москва / Крыша
Мила Фахурдинова / Москва / Голая
Михаил Чевега / Москва / Колхозница и Рабочий
Ольга Шиляева / Санкт-Петербург / 28 дней
Всего на конкурсную часть фестиваля было прислано 646 пьес
Из манифеста «Любимовки»